- Господи, позволь мне увидеть его твоими глазами. Тогда я смогу сказать: 'Да, я научилась любить.'
И вот я смотрю на него миллионы лет. Всё не могу наглядеться...
Сезоны меняли цвет и звуки: от грохота разорвавшихся бомб до тишины, с которой снежинка опускается на землю. Он сбрасывал шкуры и обрастал новыми. Менял маски, перебирая себя как четки, в поисках настоящего. Спотыкался, падал, сбивался с пути, разбивал вкровь кулаки и стаптывал ноги, в боях получал сквозные и прямо в сердце. Скорее всего, не раз умирал (точно не знаю, т.к. я всегда видела в нем жизнь).
Должна признаться, Господи, пару раз мое сердце сжималось так, что хотелось зажмуриться и отвернуться: не знаю, как Ты смотришь на нас все это время, ни разу даже не моргнув. В другие моменты мне хотелось броситься к нему посреди поля битвы, забрать к себе в уютную пещеру и начать зализывать раны. Но он не просил. Мне хотелось указать ему путь, сдать все пароли, чтобы он быстрее прошел по лабиринту и открыл нужные двери (женская интуиция все же проворней мужской логики). Но он, стиснув зубы, искал их сам: разбивал лоб, с упорством пытаясь открыть не те двери, и со злостью отмахивался от любых намеков на помощь.
Я смотрела и не знала, как же тогда мне проявить свою Любовь?
- 'Не воздействуй. Просто верь в меня.'
Тогда, как только он пускался в путь, я кричала вслед, что верю, что он не заблудится. Когда он выходил на бой, я кричала, что верю, что он вернется без единого ранения. И он возвращался быстро и невредимым. Так происходило каждый раз, пока я не заметила, что взгляд его стал тускнеть, а тело начало терять былую хватку.
Что ж, я представляю рядом с собой лишь сильного Мужчину, а таких шрамы украшают. Я не могу лишить его земного опыта и остановить рост его Духа только ради своего постоянного комфорта. Это не любовь. Но как же тогда мне проявить ее?
-'Не воздействуй. Просто верь.'
И я училась верить, не воздействуя. Даже когда он уходил слишком надолго, а возвращался едва стоя на ногах. Если мое сердце сжималось от боли и переживаний за него, я открывала глаза еще шире. Смотрела. Продолжала смотреть. И каждый раз, когда я не жмурилась в момент его падения, я видела, как он вставал. Еще более возмужавший и окрепший. С гордостью приносил мне 'самого лучшего мамонта'. Я не сводила с него глаз: мой взгляд наполнялся восхищением и уважением. Страх постепенно уходил, переживания стихали, а сердце расправлялось и билось с ним в унисон, пока сезоны меняли цвет и звуки.
Я не боюсь. Ни за него, ни за себя, ни за любовь. Я видела достаточно, чтобы с горящими глазами, улыбкой на лице и сердцем, полным Любви и спокойствия, встречать его с поля боя. Ведь чем масштабней его битва, тем масштабней и сильней он сам. Моя каменная стена и защита. А женская вера (и любовь) порой похожа на чистое созерцание: 'Смотрю на него миллионы лет, и всё не могу наглядеться!'..
(с) Александра Мур