Честно говоря, я совсем не помню, чтобы как-то особенно переживала по поводу похода в школу. Я даже не особо отчетливо помню, как закончился этап детства и начались предшкольный и школьный периоды. Такое чувство, что все мое детство - это одно большое лето, солнечно-морское, пестрящее разноцветными диковинными травами, цветами и калейдоскопом невероятно важных и удивительных открытий. Все сливается в одну светлую, ликующую картину. Большие головы подсолнухов с холодными влажными семечками, поиски дикого чеснока, копание в маленьких креветках, которые оставляли рыбаки после сортировки улова...
Редкие приезды родителей. Мамы в то время я совсем не помню, а папа был каким-то полусказочным героем, который приезжал очень редко. Я почти не помню его, но помню, как он брал меня за руку и мы часами ходили по побережью, то навещая папиных знакомых, то просто смотря на лодки. Говорят, нас не было по полдня, и мы проходили километры. Папа занимался фотографией и постоянно меня фотографировал.
Иногда, когда я смотрю на эти старые черно-белые фотографии, с которых из лета на меня смотрит необыкновенно счастливый и сияющий от удовольствия ребенок, я жалею, что не смогла остаться там навсегда.
Но, так или иначе, как-то незаметно для меня мы прекратили ездить на базу. Я не ходила в детский сад, бабушкина забота и дедушкино воспитание были самым лучшим развитием, которое можно представить. В этот период я помню маму – она приезжала иногда, как Мэри Попинс, вместе с северным ветром, который редок на южной земле. Наверное, если бы мне нужно было сказать о маме всего одну вещь, я бы ответила, что она читала мне потрясающие сказки! Это могло длиться целый день, мы просто сидели в обнимку под одеялом, ели шоколад и она читала мне волшебные, удивительные истории. У мамы был дар читать ярко, выразительно, в лицах...
Благодаря ей я, думаю, стала первым ребенком в городе, услышавшим "Хоббита" и "Хроники Нарнии"... А папу, наоборот – не помню вовсе, он был как Волшебник Изумрудного города. О его существовании говорили только огромные коробки с подарками, которые мы разбирали, словно сокровища Аладдина. Для меня в основном были книги и сладости, прямо блоками их забирала бабушка, чтобы выдавать по воскресеньям. Но, когда бабушка уходила, мы с дедулей быстро обнаруживали ее тайники и разграбляли их.
Я почти не помню, чтобы меня наказывали или ругали. В принципе, я была довольно разумным и спокойным ребенком, только своенравным. Самым ужасным событием моего детства было то, что однажды бабушка уехала на ночь в гости в другой город и не взяла меня. Это просто не укладывалось в моей голове. Мы никогда не расставались, даже тогда, когда ей нужно было лететь на Сахалин, то я летела с ней, а ведь мне было три года. Самым жутким наказанием для меня было изгнание из дедушкиной комнаты. Наверное, он просто уставал от моей болтовни и вопросов и, как котенка, выставлял за дверь, закрываясь на ключ. Я лежала под дверью и, заглядывая в щель, смотрела, как дедуля невозмутимо читает, и воспринимала это как предательство! Ныть и клянчить было бесполезно! Не помогала даже шоколадка, которую я выпрашивала у бабушки в таких случаях, которую я просовывала под дедушкину дверь. Это были самые ужасные минуты в моей жизни, мы с дедушкой были неразлучны. Но, когда я, как Наполеон, отправлялась в изгнание, смирившись с горькой участью, начинала заниматься своими делами, погружаясь в них с головой, тогда дедуля приходил мириться. Я была полна решимости никогда не прощать такого вероломства, и тогда он приводил самый торжественный и серьезный аргумент: "Мы же родные люди!"
Наверное, единственной сферой жизни, которая меня не удовлетворяла, было общение со сверстниками. Я никак не могла вписаться в их коллектив. В итоге почти постоянно происходило следующее: сначала я ходила со своими игрушками за детьми с искренним желанием им понравиться и поиграть, но они меня отвергали. Тогда, поникшая и отверженная, я шла в какой-нибудь тихий уголок двора, раскладывала игрушки и начинала играть сама с собой. Наверное, неплохое начало для фильма ужасов. Постепенно игра полностью поглощала меня, я и так всегда одной ногой была в каком-то своем мире, а с игрушками вообще забывала обо всем на свете. Часто меня возвращали к реальности дети, которые приходили сообщить, что передумали и разрешают мне играть с ними. Я отказывалась.
Вот так между 3 и 5 годами я поняла, что мне интереснее одной или только с самым-самым близким другом. Не могу сказать, чтобы я была странным аутистом, нет. Я и бегала, и визжала, и дралась, но большую часть времени все равно проводила в одиночестве. Больше всего я боялась огорчать бабушку, и, если дедуле я рассказывала все, советовалась, жаловалась, то бабушке только какие-то веселые и интересные вещи. Иногда случались косяки, когда со всей дури бежишь, спотыкаешься и грохаешься на асфальт, прямо у бабушки на глазах. В такие моменты хочется завыть, глаза наполняются слезами, но бабушка бежит к тебе, причитая. Ты встаешь с видом Рэмбо (если бы у Рэмбо беззвучно катились слезы) и начинаешь ее успокаивать "Бабушка, не волнуйся, мне совсем не больно".
Иногда мы ездили навестить папу в Москву. Я мало что помню, кроме моего восторга от Макдоналдса. Особенно почему-то меня потрясло жидкое мыло, которое нужно было выдавливать, нажимая на кнопку.
Перед школой мне сделали операцию на глазах. У меня было бла-бла-бла косоглазие. Я надела очки и из невероятно симпатичной загорелой девочки с длиннющими волосами сразу стала просто долговязой каланчой в страшных очках и с нелепыми косами. Я всегда была очень высокой, на голову выше всех сверстников. Вот в таком виде я и пошла в школу. Почему-то я ходила в специализированную школу для детей с пониженным зрением. Это больше напоминало детский сад, но я не знала, что такое детский сад и просто удивлялась тому, что теперь спала днем с моими одноклассниками в большой спальне, а домой нас забирали только вечером.
В школу я шла с мыслью быть самой умной, прилежной и старательной ученицей. Моя бабушка культивировала значимость хорошего поведения и манер, и я пыталась ее не разочаровывать. Но несмотря на то, что я была развита намного сильнее моих сверстников, учеба мне давалась не блестяще. Не знаю, почему. Может, потому, что это было скучно, совсем не так, как рассказывал дедушка. Обучение в школе было слишком нудным и плоским, по сравнению с вечерами, с дедушкой, когда он рассказывал невероятные истории, читая мне их вслух.
Я старалась, как могла, но мои оценки с самого начала не были впечатляющими. Но, несмотря на это, мне нравилось в школе. В нашем классе было человек двенадцать и мы очень мило проводили время. У меня, естественно, появился поклонник (простите мою надменность, но я и правда все детство была окружена мальчиками, ухаживающими за мной). Его звали Руслан, он был невероятно красив. Мне он чем-то напоминал Аладдина из диснеевского мультика, наверное, потому, что он был армянином. Для меня его красота была совсем необычной! До этого я не видела людей с такими черными волосами и глазами и с такой белой кожей. Руслан был жутким непоседой и хулиганом, я, в принципе, тоже была отнюдь не тихоня по натуре, но в обществе таких бешеных людей во мне всегда почему-то просыпалась благоразумная и сдержанная скромница (где же она находилась все остальное время?). Руслик (так его все звали) вел себя как рыцарь, всегда отдавал мне горбушки за обедом. Не помню почему, но есть горбушку считалось верхом крутости и счастья. Он делился своим компотом и сладостями, делал невероятные комплименты. Его кровать стояла за моей так, что мои ноги смотрели ему в голову и почему-то Руслик облизывал мои пальцы. Сейчас бы меня это насторожило, но стоило всем улечься, а учительнице уйти, Руслан засовывал пальцы моих ног в рот и сосал. Я не боялась щекотки, и мне было не жалко. Однажды я рассказала об этом бабушке, потому что вообще все ей рассказывала, и бабуля пошла разбираться к маме Руслана. Эх, будь бабушка посмекалистее, приперла бы эту армянскую княжну к стенке и заставила бы ее сыночка жениться на мне. Как честный человек, он был обязан после всего, что между нами было, и глядишь, не было бы всей этой истории об отчаянных попытках устроить личную жизнь. Но бабуля была возмущена, а моей потенциальной свекрови я совсем не понравилась; она посмотрела на сына и комично, возмущенным тоном спросила "Русечка, что же ты в ней нашел?!". С тех пор я как-то без энтузиазма отношусь к знакомствам с родителями парней. Я не верю в перспективы симпатий между невестками и свекровями.
Последнее, что я помню о Руслане, это то, что однажды он обидел нашего классного Форреста Гампа, был у нас такой тихий, странный мальчик. Руслик начал его задирать, я заступилась, а он продолжал издеваться. Я в бешенстве назвала его дураком и ушла из класса в спальню. И через несколько минут Руслан просил у меня прощения при всем классе и учительнице, робко заглядывающей в комнату. Я не собиралась его прощать. И тогда он стал на одно колено и поцеловал мою руку... Это был, наверное, один из самых романтичных моментов в моей жизни.
В общем, жизнь шла своим чередом.
Однажды за мной в школу вместо бабушки пришли две женщины, одна из них звала меня, а я все не могла понять, кто передо мной. Это была мама. Я так обрадовалась, когда вспомнила ее! Да, я действительно забывала о том, что у меня есть родители. Они были фантастическими существами, мне странно было, что у других детей есть мамы, папы, братья, сестры... Моей реальностью была жизнь с дедушкой и бабушкой! Здорово было осознать, что у меня тоже есть мама, тем более, что за несколько месяцев до этого приезжал папа и забирал меня из школы, произведя тем фурор среди всех нас своим плеером! Я становилась крутым и авторитетным ребенком. Всю дорогу домой я скакала вокруг мамы, не замолкая ни на минуту. Мы постоянно останавливались, заходили в магазины, а мне так не терпелось попасть домой. И вот, когда мы уже подходили к дому, мама взяла меня за руки, села и тихо сказала:
- Твой дедушка умер…
Я посмотрела на нее внимательно и рассмеялась.
- Да нет, ну что ты! Он дома! Пойдем скорее, я тебе сейчас покажу! - я побежала по знакомой дороге, поторапливая маму. Я с нетерпением припрыгивала, пока она открывала дверь, и вбежала в прихожую. Первое, что я увидела, это бабушку, которая плакала, обнимая соседку. В квартире было много людей, я никогда столько не видела. Не было только дедушки, нигде... Я не помню точно, что я чувствовала в тот момент, о чем думала, но когда меня подвели к телу, лежащему на столе, в окружении свечей, я разочарованно вздохнула - это не был мой дедушка. Его не было, это факт. Я не знала где он, но не могла понять, почему все плачут. Я не была ребенком-медиумом, не видела духов, ничего такого. Но я знала, что есть Бог, и что, когда люди умирают, они попадают на небо – для меня это было очевидным фактом. Я знала... Не знаю как, но знала, что с моим дедушкой все хорошо, он никуда не делся и ему неприятно, что все плачут. Я ходила от взрослого к взрослому и пыталась им это объяснить...
Я не плакала по нему. Наверное, потому, что не чувствовала потери. Да, наш маленький клуб теперь не собирался за закрытыми дверями и не планировал операции по краже пирожков с кухни, но, не знаю почему, я совсем не чувствовала ни потери, ни пустоты. Он был со мной, и с ним все было хорошо. Я знала, что теперь он не будет болеть, не станет задыхаться в палящий зной, не будет ложиться в больницу. В детстве дедуля попал в фашистский лагерь, голодал, чудом выжил под бомбежкой. Ему рано поставили диагноз – диабет. Нужна была диета и лекарства, но дедушка упорно покупал колбасу и консервы и, закрываясь, мы с ним пировали. Он так радовался еде! Честно говоря, никогда в жизни я не встречала человека, который так бы восхищался сосисками или копченым салом. Он резал бутерброды, так величественно и торжественно, словно жрец, совершающий таинство. Я знала, что они с бабушкой ругаются из-за его питания, и когда он заговорщически вручал мне бутерброд, я вяло пыталась возразить, что ему это вредно. Он краснел, отмахивался и говорил, не глядя на меня: "Я лучше год проживу, как человек, чем 10 лет на траве, как баран". С тех пор я обжора, всякие вкусные и вредные вещи неразрывно связанны с моим милым дедушкой и нашими вечерами на двоих. Для него не было большей радости чем достать дефицитную колбасу или купить редкую книгу. Наверное, эта какая-то языческая радость еде передалась и мне. Потом мы пели военные песни, иногда дедушка рассказывал о войне и плакал. Однажды в соседнем дворе кто-то умер, его хоронили с целой процессией и оркестром, игравшим торжественную, траурную музыку, а потом пришел священник. Мне очень понравилось, немного меньше, чем свадьбы, ведь на свадьбах бросали монетки и сладости и была невеста в платье, но тоже ничего.
Я прибежала домой и спросила у дедушки, как он хочет, чтобы его похоронили, со священником или оркестром. Дедуля подумал и сказал, что главное - без священника.
- Почему? - спросила я.
- Потому, что Бога нет, - ответил дедуля.
- Конечно же, есть! - возмутилась я.
Дедушка повернулся и пристально посмотрел на меня.
- А если есть, то почему он допускает зло, войны и страдания? - спросил он.
- Не знаю... - задумалась я.- Это ведь люди воюют, а не он. Может, он просто хочет проверить нашу веру?
Дедуля пожал плечами и промолчал...
Однажды я сидела на кухне, он зашел и сел рядом.
- Когда ты вырастешь, - начал он, - за тобой будет ухаживать много парней, но ты не торопись, повстречайся 2-3 года, присмотрись, какой человек…
- Хорошо! - беззаботно сказала я.
Это был один из наших последних разговоров... С уходом дедушки, честно говоря, мало, что изменилось для меня. Так странно, он был большей частью моей жизни, но вот его не стало, и я приняла это как должное, не скучала и какое-то время даже не вспоминала о нем... Словно забыла... Но забыла не умом... Я знала, что он был, но не было ни боли, ни тоски... А сейчас я иногда так по нему скучаю. Наверное это эгоизм, ведь когда люди плачут об умерших, они жалеют себя. Если бы дедуля был жив, может все было бы по другому. Но его путь в этой жизни закончился, он просто зашел к нам с бабушкой побритый, попрощался и умер тихо, во сне, без боли и страданий, как праведник. И пусть он говорил, что не верил в Бога, я мало знала таких хороших и порядочных людей, как он, и, где бы он ни был, я верю, что он счастлив...
А потом жизнь пошла своим чередом. Меня забрали из специализированной школы, в очередной раз все поменялась и я снова пошла в первый класс уже в самой обычной школе, рядом с моим домом. Какое-то время я надеялась, что теперь-то точно буду самой лучшей ученицей, ведь я, фактически, второй раз учила то, что все учили первый. Но нет, увы, я опять выделялась только тем, что играла все главные роли в классных постановках и рисовала лучше всех.
О блестящих оценках по точным предметам пришлось забыть. Как и о Руслане, и о моих школьных друзьях. Правда я нашла новую подругу и нового ухажера, который приглашал меня на танцы на школьных вечерах и давал списывать, но это было уже совсем не то. Возможно, потому, что я начала взрослеть. А когда я второй раз закончила первый класс, бабушка сказала, что мы переезжаем в Москву к папе, и мое залитое солнцем детство навсегда осталось за границей.
0 просмотров: 292
(Авторский материал)
Комментарии 
